Том 2. Стихотворения 1921-1941. Переводы - Страница 21

Прочь, последнего часа тварь!
В меховых ворохах дремот
Сарру-заповедь и Агарь —

Сердце — бросив…
— ликуй в утрах,
Вечной мужественности взмах!

24 июня 1922

«Здравствуй! Не стрела, не камень…»

Здравствуй! Не стрела, не камень:
Я! — Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.

Дай! (На языке двуостром:
Нá! — Двуострота змеи!)
Всю меня в простоволосой
Радости моей прими!

Льни! — Сегодня день на шхуне,
— Льни! — на лыжах! — Льни! — льняной!
Я сегодня в новой шкуре:
Вызолоченной, седьмой!

— Мой! — и о каких наградах
Рай — когда в руках, у рта:
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра!

25 июня 1922

«Некоторым — не закон…»

Некоторым — не закон.
В час, когда условный сон
Праведен, почти что свят,
Некоторые не спят:

Всматриваются — и в скры —
тнейшем лепестке: не ты!

Некоторым — не устав:
В час, когда на всех устах
Засуха последних смут —
Некоторые не пьют:

Впытываются — и сти —
снутым кулаком — в пески!

Некоторым, без кривизн —
Дорого дается жизнь.

25 июня 1922

«В пустынной храмине…»

В пустынной хрáмине
Троилась — ладаном.
Зерном и пламенем
На темя падала…

В ночные клёкоты
Вступала — ровнею.
— Я буду крохотной
Твоей жаровнею:

Домашней утварью:
Тоску раскуривать,
Ночную скуку гнать,
Земные руки греть!

С груди безжалостной
Богов — пусть сброшена!
Любовь досталась мне
Любáя: бóльшая!

С такими путами!
С такими льготами!
Пол-жизни? — Всю тебе!
По-локоть? — Вóт она!

За то, что требуешь,
За то, что мучаешь,
За то, что бедные
Земные руки есть…

Тщета! — Не выверишь
По амфибрахиям!
В груди пошире лишь
Глаза распахивай,

Гляди: не Логосом
Пришла, не Вечностью:
Пустоголовостью
Твоей щебечущей

К груди…
— Не властвовать!
Без слов и нá слово —
Любить… Распластаннейшей
В мире — ласточкой!

Берлин, 26 июня 1922

«Ночного гостя не застанешь…»

Ночного гостя не застанешь…
Спи и проспи навек
В испытаннейшем из пристанищ
Сей невозможный свет.

Но если — не сочти, что дразнит
Слух! — любящая — чуть
Отклонится, но если нáвзрыд
Ночь и кифарой — грудь…

То мой любовник лавролобый
Поворотил коней
С ристалища. То ревность Бога
К любимице своей.

2 июля 1922

«И скажешь ты…»

И скажешь ты:
Не та ль,
Не ты,
Что сквозь персты:
Листы, цветы —

В пески…
Из устных
Вер — индус,
Что нашу грусть —
В листы,
И груз — в цветы
Всего за только всхруст
Руки
В руке:
Игру.
Индус, а может Златоуст
Вер — без навек,
И без корней
Верб,
И навек — без дней…

(Бедней
Тебя!)
И вот
Об ней,
Об ней одной.

3 июля 1922

«Неподражаемо лжет жизнь…»

Неподражаемо лжет жизнь:
Сверх ожидания, сверх лжи…
Но по дрожанию всех жил
Можешь узнать: жизнь!

Словно во ржи лежишь: звон, синь…
(Что ж, что во лжи лежишь!) — жар, вал…
Бормот — сквозь жимолость — ста жил…
Радуйся же! — Звал!

И не кори меня, друг, столь
Заворожимы у нас, тел,
Души — что вот уже: лбом в сон.
Ибо — зачем пел?

В белую книгу твоих тишизн,
В дикую глину твоих «да» —
Тихо склоняю облом лба:
Ибо ладонь — жизнь.

8 июля 1922

«Думалось: будут легки…»

Думалось: будут легки
Дни — и бестрепетна смежность
Рук. — Взмахом руки,
Друг, остановимте нежность.

Не — поздно еще!
В рас — светные щели
(Не поздно!) — еще
Нам птицы не пели.

Будь на — стороже!
Последняя ставка!
Нет, поздно уже
Друг, если до завтра!

Земля да легка!
Друг, в самую сердь!
Не в наши лета
Откладывать смерть!

Мертвые — хоть — спят!
Только моим сна нет —
Снам! Взмахом лопат
Друг — остановимте память!

9 июля 1922

«Листья ли с древа рушатся…»

Листья ли с древа рушатся,
Розовые да чайные?
Нет, с покоренной русости
Ризы ее, шелкá ее…

Ветви ли в воду клонятся,
К водорослям да к ржавчинам?
Нет, — без души, без помысла
Руки ее упавшие.

Смолы ли в траву пролиты, —
В те ли во ланы кукушечьи?
Нет, — по щекам на коврики
Слезы ее, — ведь скушно же!

Барин, не тем ты занятый,
А поглядел бы зарево!
То в проваленной памяти —
Зори ее: глаза его!

<1922>

Берлину

Дождь убаюкивает боль.
Под ливни опускающихся ставень
Сплю. Вздрагивающих асфальтов вдоль
Копыта — как рукоплесканья.

Поздравствовалось — и слилось.
В оставленности златозарной
Над сказочнейшим из сиротств