12 июля 1922
Дабы ты меня не видел —
В жизнь — пронзительной, незримой
Изгородью окружусь.
Жимолостью опояшусь,
Изморозью опушусь.
Дабы ты меня не слушал
В ночь — в премудрости старушьей:
Скрытничестве — укреплюсь.
Шорохами опояшусь,
Шелестами опушусь.
Дабы ты во мне не слишком
Цвел — по зарослям: по книжкам
Заживо запропащу:
Вымыслами опояшу,
Мнимостями опушу.
25 июня 1922
Вкрадчивостию волос:
В гладь и в лоск
Оторопию продольной —
Синь полунощную, масть
Воронову. — Вгладь и всласть
Оторопи вдоль — ладонью.
Неженка! — Не обманись!
Так заглаживают мысль
Злостную: разрыв — разлуку —
Лестницы последний скрип…
Так заглаживают шип
Розовый… — Поранишь руку!
Ведомо мне в жизни рук
Многое. — Из светлых дуг
Присталью неотторжимой
Весь противушерстный твой
Строй выслеживаю: смоль,
Стонущую под нажимом.
Жалко мне твоей упор —
ствующей ладони: в лоск
Волосы, — вот-вот уж через
Край — глаза… Загнана внутрь
Мысль навязчивая: утр
Наваждение — под череп!
17 июля 1922
Леты слепотекущий всхлип.
Долг твой тебе отпущен: слит
С Летою, — еле-еле жив
В лепете сребротекущих ив.
Ивовый сребролетейский плеск
Плачущий… В слепотекущий склеп
Памятей — перетомилась — спрячь
В ивовый сребролетейский плач.
Нá плечи — сребро-седым плащом
Старческим, сребро-сухим плющом
Нá плечи — перетомилась — ляг,
Ладанный слеполетейский мрак
Маковый…
— ибо красный цвет
Старится, ибо пурпур — сед
В памяти, ибо выпив всю —
Сухостями теку.
Тусклостями: ущербленных жил
Скупостями, молодых сивилл
Слепостями, головных истом
Седостями: свинцом.
Берлин, 31 июля 1922
Ночные шепота: шелка
Разбрасывающая рука.
Ночные шепота: шелка
Разглаживающие уста.
Счета
Всех ревностей дневных —
и вспых
Всех древностей — и стиснув челюсти —
И стих
Спор —
В шелесте…
И лист
В стекло…
И первой птицы свист.
— Сколь чист! — И вздох.
Не тот. — Ушло.
Ушла.
И вздрог
Плеча.
Ничто
Тщета.
Конец.
Как нет.
И в эту суету сует
Сей меч: рассвет.
17 июня 1922
Помни закон:
Здесь не владей!
Чтобы потом —
В Граде Друзей:
В этом пустом,
В этом крутом
Небе мужском
— Сплошь золотом —
В мире, где реки вспять,
На берегу — реки,
В мнимую руку взять
Мнимость другой руки…
Легонькой искры хруст,
Взрыв — и ответный взрыв.
(Недостоверность рук
Рукопожатьем скрыв!)
О этот дружный всплеск
Плоских как меч одежд —
В небе мужских божеств,
В небе мужских торжеств!
Так, между отрочеств:
Между равенств,
В свежих широтах
Зорь, в загараньях
Игр — на сухом ветру
Здравствуй, бесстрастье душ!
В небе тарпейских круч,
В небе спартанских дружб!
20 июня 1922
Когда же, Господин,
На жизнь мою сойдет
Спокойствие седин,
Спокойствие высот.
Когда ж в пратишину
Тех первоголубизн
Высокое плечо,
Всю вынесшее жизнь.
Ты, Господи, один,
Один, никто из вас,
Как с пуховых горбин
В синь горнюю рвалась.
Как под упорством уст
Сон — слушала — траву…
(Здесь, на земле искусств,
Словесницей слыву!)
И как меня томил
Лжи — ломовой оброк,
Как из последних жил
В дерева первый вздрог…
Дерева — первый — вздрог,
Голубя — первый — ворк.
(Это не твой ли вздрог,
Гордость, не твой ли ворк,
Верность?)
— Остановись,
Светопись зорких стрел!
В тайнописи любви
Небо — какой пробел!
Если бы — не — рассвет:
Дребезг, и свист, и лист,
Если бы не сует
Сих суета — сбылись
Жизни б…
Не луч, а бич —
В жимолость нежных тел.
В опромети добыч
Небо — какой предел!
День. Ломовых дрог
Ков. — Началась. — Пошла.
Дикий и тихий вздрог
Вспомнившего плеча.
Прячет…
Как из ведра —
Утро. Малярный мел.
В летописи ребра
Небо — какой пробел!
22-23 июня 1922
По загарам — топор и плуг.
Хватит — смуглому праху дань!
Для ремесленнических рук
Дорога трудовая рань.
Здравствуй — в ветхозаветных тьмах —
Вечной мужественности взмах!
Мхом и медом дымящий плод —